Девушка с зелеными глазами - Эдна О`Брайен

– Ирландцы чуть было не разорвали меня на части, – пошутил он, и я разозлилась на него за то, что он вспомнил случай, который не стоило бы обсуждать с этим Саймоном.

– Ирландцы пытались распять его, – пояснил поэт Саймон, – чем они вас, ножами?

– Коваными башмаками.

– Черт, да ты еще легко отделался, они тебе хоть яйца не оторвали, – сказал Саймон.

Высокая девица поэта отвернулась и выразительно покачала головой, как бы отрекаясь от этих слов. Волосы у нее были каштановыми и выглядели так, словно она причесывала их день и ночь. Она носила черные брюки с серебряной вышивкой, и у нее была хорошая фигура.

– У вас есть расческа? Я чувствую себя не в своей тарелке, – сказала она мне, трогая завитушки на концах волос.

Я проводила ее наверх. Мне было интересно, сколько ей лет. Выглядела она не старше меня, то есть года на двадцать два. Правда, знала она гораздо больше, чем я. В спальне она пришла в восторг от Ренуара – репродукция картины, на которой девушка зашнуровывает свои туфли, – и еще ее восхитил вид, открывающийся из окна, сосны напомнили ей о ее доме в Новой Англии.

Она стала описывать места, где выросла, и я могла поклясться, что это описание взято из какой-то книжки, слишком уж красиво все выглядело и, главное, гладко, все это, насчет сосен, устремляющихся в небеса.

– Боюсь, что расческа у меня не самая чистая, – сказала я. Это была белая расческа, и грязь виднелась между зубцами.

– Годится, – улыбнулась она, проводя расческой по своим волосам, и второй раз улыбнулась, любуясь своим отражением в зеркале. Я задала ей несколько глупых вопросов:

– Вам нравится Ирландия? Вам нравится Америка? Вам нравится хорошо одеваться?

– Ну конечно, мне нравится и Ирландия, и Америка, и я люблю хорошо одеваться, – сказала она, поправляя свою свободную розовую рубашку, – больше всего мне нравятся свитеры.

Она подняла брючину и почесала свою ногу. Ноги у нее оказались, на мой взгляд, слишком волосатыми, но, конечно, брюки это скрывают. На ней были туфли без каблука, и я почувствовала, что в ней все словно специально подобрано для того, чтобы нравиться Юджину.

Мне захотелось сказать ей:

– Я немного нервничаю и чувствую себя неуверенно, не причиняйте мне лишних волнений.

Но я видела, что она тщательно подкрашивает свои губы кисточкой из верблюжьей шерсти, и мне вдруг стало ясно, что она уверенная в себе и умная девушка.

– Никогда не пользовалась кисточкой для губ, – сказала я, – это сложно?

– Ничего сложного, хотите подарю вам эту? – предложила она. – Попрактикуетесь.

Она положила позолоченый футлярчик с кисточкой поверх пудреницы. Потом мы спустились вниз. Она была само обаяние, и улыбалась, и радовалась всему, даже паутина в углу вызывала у нее восхищение.

– Просто наслаждаюсь этим домом и видом, – призналась она Юджину, глядя на него в упор своими серыми глазами.

– Идите сюда, – сказал он и, поманив ее пальчиком, отвел к окну, из которого открывался вид на березовую рощу, сейчас она была покрыта не фиолетовой, а зеленоватой дымкой. Он открыл окно, и она сделала руками такое движение, точно собиралась полететь, как птица.

Она несказанно удивила его, сказав, что видела одну из его лучших работ в Лондоне. Она несколько минут говорила об этом, а потом, окинув взглядом немного запущенную комнату с высоким потолком, сказала:

– В этом вашем жилище есть какой-то особый шарм. Я посмотрела вокруг и подумала о том, что все, что тут есть, сделано им, а я не добавила ничего, даже такой мелочи, как диванная подушечка. Я встала и пошла делать чай.

Когда я вернулась, Юджин включил гостям музыку, опять эту классику, которая вся казалась мне совершенно одинаковой. Мэри стояла у окна, любуясь пейзажем и слегка покачиваясь в такт музыке. Юджин пересек комнату и принял у меня из рук поднос. Он улыбнулся такой особенной улыбкой, которую я не видела уже несколько дней.

– Так, теперь у вас будет телефон, Кэтлин, – обратился ко мне поэт Саймон, – вы сможете звонить вашим друзьям.

– Конечно, – ответила я и подумала, что у меня, собственно, и есть всего два друга, Бэйба и Туша, но ни у нее, ни у него нет телефона.

Юджин налил чаю и подал первую чашку Мэри. Потом подошел ко мне с сахарницей и спросил:

– Тебе положить сахару?

– Сахару? – переспросила я с испугом, точно он предложил мне мышьяку. – Нет, сахару мне не надо.

В любом случае, мне было бы все равно, но в этот день я была особенно ранима.

– Ну конечно, я знаю, что ты никогда не кладешь сахар, я просто подумал о ком-то другом, – сказал он и улыбнулся, подходя и протягивая сахарницу Саймону.

– Хочешь? – сказал тот, обращаясь к Мэри, и она задала мне несколько обычных, ничего не значащих вопросов о том, что я, наверное, берегу фигуру.

– Ну, как там Нью-Йорк? – спросил Юджин с большой теплотой, словно о какой-то приятной знакомой.

– Нью-Йорк – страшная дыра, – сострила Мэри, – хоть бы и не возвращаться туда никогда. Вот Европа – другое дело. Здесь среда как раз для интеллектуалов. Вы – писатели, художники и актеры – здесь в своей среде, я даже встретила на днях простого кондуктора в автобусе с томиком Джеймса Джойса в руках. А вам нравится Нью-Йорк?

– В какой-то мере, – сказал он задумчиво. – Думаю, да, я его ненавижу, но в то же время он мне и нравится, кусочек моей души остался там. Скажем так, я истратил достаточно в Брукс-Бразерс.

Все засмеялись, а я просто не поняла шутки.

– О, я тоже, поэтому теперь стараюсь никогда не брать с собой больше двадцати тысяч долларов наличкой, – сказал поэт Саймон.

Я чувствовала себя одинокой. Нам всегда было так хорошо вдвоем, но когда появлялся кто-то еще, то обязательно похищал его у меня, даже несчастная птичница в трикотажных чулках. Мне совсем нечего было рассказать ему, разве что о моем детстве, а об этом я уже ему рассказывала.

– А вы были в Америке? – спросила меня Мэри.

– Еще нет, – ответила я, – но, может быть, мне удастся побывать там на следующий год.

– Через мой труп, – возразил Юджин, – ты мне дорога такая, как есть.

Мэри сказала ему, что нельзя становиться на пути у девушки, если ей хочется посмотреть мир, что у нас равноправие, даже закон такой существует. Они несколько секунд состязались в остроумии, и он, наконец, положил конец этому, сказав:

– Не стоит ли вам чуть-чуть прогуляться?

В тот самый момент она играючи ударила его салфеткой.

Она выглядела высокой и хорошенькой, стоя у окна. Юджин посмотрел на нее и сказал, обращаясь к Саймону:

– Она так похожа на «вашу женщину», что просто удивительно.

Саймон рассмеялся в ответ и сказал, что, наверное, они все вскормлены на одних и тех же витаминах.